Елена вышла на улицу, глубоко вдыхая холодный вечерний воздух, будто тот мог вымыть из груди горечь и обиду. Как странно: пять минут назад она верила, что всё у них с Олегом наладится, что разговор станет началом очищения. А сейчас… всё снова висело в воздухе, непрояснённое, тяжёлое, давящее.
Телефон завибрировал в кармане. Сообщение от Олега:
«Мы обязательно поговорим. Сегодня. Я всё объясню»
Она задержала взгляд на экране. Одно короткое «объясню» не могло расколоть стену, которую он выстроил между ними. Она набрала ответ, потом стёрла. Потом набрала снова и снова удалила. В итоге просто спрятала телефон, прислонилась к стене подъезда и закрыла глаза.
Когда она поднялась домой, мама уже накрывала на стол. Чайник свистел, превращаясь в маленький домашний шторм.
— Ну что он сказал? — кротко спросила мама, но голос её звенел напряжением.
— Ничего, что бы ты одобрила.
Мама вздохнула, поставила перед дочерью чашку чая, добавила в него лимон, хотя Лена терпеть не могла лимон в чае.
— Ты думаешь, мне приятно видеть, как он обращается с тобой? — тихо спросила она.
Лена смотрела на чай, на лимон, плавающий как жёлтая медаль на поверхности, и не отвечала. Не хотела ссориться. Не сегодня. Не ещё одну войну. Она и так вся в синяках от этих битв.
Звонок в дверь.
Мама мгновенно напряглась. Резкий поворот головы, как у кошки, заметившей опасность. Но Лена уже поднялась и пошла открывать.
Олег стоял на пороге. Уставший. Взъерошенный. С глазами, в которых было что-то необратимое.
— Нам нужно поговорить, — сказал он. — Пожалуйста.
Мама уже открывала рот, чтобы возмущённо что-то выпалить, но Лена успела перехватить инициативу:
— Мама, я выйду на минут десять.
И, не дав времени на возражения, выскользнула в коридор, закрыв дверь.
Они молча спустились на первый этаж и вышли во двор, где осенние листья уже начинали прятаться под тёмными каплями дождя.
— Лен, я понимаю, что всё выглядит ужасно, — начал Олег, тщательно подбирая слова. — И да, я виноват, что сразу тебе ничего не объяснил. Но мне самому нужно было понять, что происходит.
— А теперь понял? — голос Елены был ровным, почти безжизненным.
— Понял… отчасти. Я был дураком, что полез в это всё один. У мамы проблемы с документами на поездку, оказалось, она… — Он запнулся, будто боялся, как прозвучит следующее. — Она обратилась к людям, которым не следовало доверять. Я пытался всё разрулить, убрать угрозу, которая стала реальной. Это не просто про обиду, Лена. Это… опасно.
Она смотрела на него, нахмурив брови, пытаясь соединить в голове: свекровь, больницы, угрозы? Что за бредовый пазл?
— И что, ты решил героически молчать? — с горечью спросила она. — Чтобы я додумывала, что мне изменяют?
Олег прикрыл глаза на пару секунд.
— Мама переживает. Она боится, что её выдавят. Она просила… она умоляла не втягивать тебя.
— А втянул всё равно. Даже хуже.
Она хотела сбежать. Уйти обратно в дом, где мама примет её сторону, где будет чай, плед, руки, которые гладят по плечу, а не тайны, которые рвут доверие на куски. Но она стояла и ждала продолжения, словно зависела от его слов больше, чем от воздуха.
— Я пытаюсь защитить вас обеих, — наконец сказал он. — Мама не виновата, что оказалась в дерьме. Она просто… не умеет иначе.
Елена рассмеялась. Смех вылетел из неё резко, нервно, как щелчок прощёлканной пружины.
— Она умеет только разрушать.
Олег вздрогнул.
— Лена…
Она вдруг почувствовала, что либо сейчас эта рана заживёт, либо они оба в ней утонут.
— Ответь на один вопрос. Только честно. Почему ты ей всё говоришь, а мне — нет?
— Потому что… — он выдохнул, опустив голову. — Потому что я привык, что она управляет. И я не знаю, как вырваться из этого.
Эти слова ударили сильнее любого признания в измене.
— Так вырываться и нужно было со мной. Не против меня.
Он хотел коснуться её руки, но она едва заметно отстранилась.
Молчание повисло, как холодный туман. Елена вдруг поняла, что её страх не в том, что Олег изменил. Страх в том, что он никогда не выберет её полностью. Всегда будет мама, старшие обязательства, призраки прошлого.
Она заговорила первой:
— Мне нужно время.
— Я понимаю.
— Неделя. Ни звонков, ни сообщений. Если ты хочешь вернуть нас… за эту неделю ты должен решить, где твоя семья. И кто ты без её контроля.
Он сглотнул, будто это условие оказалось тяжелее, чем он рассчитывал.
— Хорошо. Если так нужно… я сделаю всё.
Он сделал шаг к ней, словно желал на прощание хотя бы обнять, но она только кивнула и пошла обратно к подъезду, не оглядываясь.
Вечером мама появилась в комнате дочери почти бесшумно, как тень, уверенная в своей правоте.
— Ты опять пошла у него на поводу, — сказала она, не спрашивая, не интересуясь подробностями. — Он водит тебя за нос.
— Мама, пожалуйста, не сейчас.
— Я просто пытаюсь помочь. Он тянет тебя на дно. Я ведь всё вижу, Лена.
Её «забота» давила, как ошейник. Елена сжала пальцы так сильно, что ногти впились в кожу.
— Ты не всё видишь. Ты видишь только то, что подтверждает твои страхи.
Мама нахмурилась:
— То есть теперь я виновата, что он тебя не ценит?
— Я сама разберусь.
Мама долго смотрела на неё, с укоризной, с тревогой, с той самой бесспорной уверенность, что она, взрослая, лучше знает, как жить.
Потом сказала тихо, как приговор:
— Он тебя предаст. Такой человек никогда не изменится.
Елена закрыла глаза, не отвечая. Хотелось тишины. Хотелось ни на чью сторону не вставать. Хотелось просто быть собой, а не чьей-то дочерью или женой.
Мама ушла, но её слова остались висеть в комнате, словно липкая паутина.
Дни тянулись медленно. Олег сдержал слово: ни звонков, ни сообщений. Но это молчание звенело. Каждый раз, когда телефон вибрировал — реклама, банк, подруга — сердце подпрыгивало, а затем падало в пустоту.
Мама наблюдала за всем этим с мрачным удовлетворением. Словно каждый день без Олега подтверждал её правоту. Она делала Лене завтраки, интересовалась её самочувствием, но между их словами всегда стоял немой вопрос: «Ну что, убедилась?»
Елена пыталась занять себя, но мысли всё время возвращались к тому разговору во дворе, к его словам о страхе перед матерью, к его просьбе защитить обеих.
Однажды вечером она вышла пройтись по набережной. Ветер разорвал тишину, город шумел, машины неслись, как чужие судьбы, не касающиеся её.
Она вспомнила, как Олег впервые взял её за руку именно здесь. Тогда всё казалось простым. Тогда она верила, что любовь обязательно окажется спасением, а не испытанием.
— Ты сама решила, что он тебя недостоин? — прозвучал знакомый голос.
Елена обернулась: подруга Марина стояла с бумажным стаканчиком кофе, явно шла мимо и случайно заметила её.
— А ты откуда знаешь, что происходит?
Марина скривилась:
— Твоя мама давно следит за моими сторис и любит оставлять комментарии… с намёками. Понятно, что у вас там взрывное отделение эмоций.
Елена хмыкнула. Удивительно, что даже её личная драма умудрилась стать страницей обсуждения.
— Ну и что ты думаешь? — спросила она у подруги.
Марина отпила кофе, смерила её внимательным взглядом:
— Думаю, ты любишь его. И он тебя тоже. Только у вас третий лишний, который постоянно трясёт клетку.
Елена вздохнула:
— Это его мама…
— Она может быть хоть президентом Туманной Империи. Вопрос в одном: Олег готов разорвать пуповину или нет.
Слова Марии упали точно в цель. Гораздо точнее маминой критики.
— А если он не сможет? — тихо спросила Лена.
— Тогда у тебя всё ещё есть ты. И это куда больше, чем кажется.
Марина чуть-чуть улыбнулась. Тёплая, человеческая улыбка. Не поучающая, а поддерживающая.
На шестой день тишины Елена проснулась раньше будильника. Сердце колотилось, как будто во сне уже состоялся ответ.
Она взяла телефон, включила экран. Ни единого сообщения.
Неделя почти прошла. Завтра — день, когда всё станет ясно.
В этот момент снова раздался звонок в дверь. Елена насторожилась. Мама ушла за продуктами час назад. Кто мог прийти так рано?
Она открыла дверь.
Перед ней стояла свекровь.
Лицо бледное, глаза тревожные, в руках скомканная сумка.
— Можно войти? Нам нужно поговорить.
Слова ударили и холодом, и страхом сразу. В груди всё сжалось.
— Где Олег? — первое, что сорвалось с губ.
— Из-за меня он… — Свекровь не договорила. — Я объясню.
Елена вдруг поняла, что мир снова меняется. Неизвестность подбирается к ней слишком близко. Она могла согнать женщину прочь, закрыть двери, уйти в безопасность маминой правоты.
Но если не услышать правду сейчас — можно потерять всё окончательно.
Елена отошла в сторону, пропуская свекровь внутрь.
— Говорите.
И дальше началась совсем другая история.
